Ноэл Кауард - Рисунок жизни [=Планы на жизнь]
Джильда. Присядь, дорогой.
Отто (выдвигает стул, садится). Как аппетитно выглядит эта ветчина! Где ты ее взяла?
Джильда. Заказала в Шотландии.
Отто. Почему в Шотландии?
Джильда. Она там бегает, пока живая.
Отто. Красивая страна, Шотландия. Если все, что я слышал о ней, правда, там вопят баньши и растет четырехлистная кислица обыкновенная.
Джильда. Дорогой, это Ирландия.
Отто. Неважно. И там, и там одинаковая наводящая тоску влажность.
Джильда (кладет ему на тарелку ветчину). Я знала, что ты скоро приедешь.
Отто (кладет ей на тарелку салат). А куда отправился Лео?
Джильда. На уик-энд в небольшое поместье в Хэмпшире. Бридж, трик-трак, несколько писателей, площадка для сквоша, на которой никто не играет.
Отто. Красивая жизнь, вот что это такое.
Джильда. От настоящей жизни далеко, но забавно.
Отто. Надолго это не затянется. Не волнуйся.
Джильда. Расскажи мне, где ты побывал, что увидел, что сделал. Твои картины также хороши или стали чуть хуже? Я недоверчива, знаешь ли! Весьма недоверчива к людям, которые очень любят именно то, что действительно стоит любить. В наши дни искусство носят на руках. И смазывается грань между хорошим и плохим.
Отто. Ты, однако, на взводе, не так ли?
Джильда. Да, на взводе. И лучше мне не становится.
Отто. Бурлит. Внутри у тебя все бурлит.
Джильда. Горчицы нет.
Отто. Пустяки. Мне она и не нужна. А тебе?
Джильда. Честно говоря, не знаю. С горчицей никогда не могу определиться.
Отто. С ней можно съесть и рисовый пудинг.
Джильда. Странно, не правда ли? Все продолжилось там, где закончилось.
Отто. Слава Богу, не совсем там.
Джильда. Это было ужасно, не так ли?
Отто. Меня еще долго мучило сожаление. Наверное, следовало мне врезать Лео.
Джильда. Я так рада, что ты не врезал. Он терпеть не может, когда его бьют.
Отто. С другой стороны, он мог врезать мне.
Джильда. Ты его крупнее.
Отто. Зато он проворнее. Однажды он продержал меня в ванне двадцать минут, поливая холодной водой.
Джильда (смеясь). Я знаю.
Отто (тоже смеется). Ну, конечно же… над этим вы и смеялись, когда я пришел, так?
Джильда (давясь смехом). Да, очень, очень не вовремя.
Отто. Очередная злобная шутка судьбы. Перед самым моим появлением вспомнить о том злосчастном эпизоде.
Джильда. И при этом смешном… невероятно смешном. Ты же понимаешь, мы оба крайне взвинчены и несчастны, нервы напряжены до предела… так что смех был истерический.
Отто. Я думаю, он-то меня больше всего и задел.
Джильда. Ты мог бы сообразить, что мы смеемся не над тобой. Во всяком случае, к настоящему смех этот никакого отношения не имеет.
Отто. Все это произошло сто двадцать семь лет тому назад.
Джильда. Сто двадцать восемь.
Отто. С того времени мы повзрослели.
Джильда. Я так на это надеюсь, хоть немного.
Отто. Я ушел в море на сухогрузе, знаешь ли. Проплыл тысячи миль. Такой одинокий, несчастный.
Джильда. Как я понимаю, и морская болезнь не обошла тебя стороной.
Отто. Она составляла мне компанию лишь несколько первых дней.
Джильда. Потом вы расстались?
Отто. Если она и заглядывала ко мне, то изредка.
Джильда. Так ты теперь многое знаешь о кораблях и мореплавании.
Отто. Отнюдь. По-прежнему ничего не понимаю. Нет, конечно, мне теперь известно, что есть правый борт и левый, я могу сказать, что означает тот или иной сигнал корабельного колокола, но до сих пор мне никто не объяснил, каким образом кораблю удается остаться на плаву, когда начинается шторм.
Джильда. Ты боялся?
Отто. Не то слово, но потом привык.
Джильда. Это был английский корабль?
Отто. Норвежский. Я теперь могу спросить: «Как поживаешь?» на норвежском.
Джильда. Мы должны немедленно познакомиться с какими-нибудь норвежцами, чтобы ты мог спросить у них: «Как поживаешь?» Где твои картины?
Отто. Я их еще не распаковал. Они в «Карлтоне».
Джильда. «Карлтоне»! Ты, значит, можешь позволить себе тамошние цены?
Отто. Могу. В Лондоне мне заказали несколько портретов. Самые известные люди. Я пишу портреты только самых известных людей.
Джильда (излишне резко). У них такие интересные лица, не так ли?
Отто (с упреком). Я не рисую лица, Джильда. Ты же знаешь, мое измерение — четвертое. Я рисую души.
Джильда. Чтобы найти их души, ты должен быть ясновидящим и работать в восьмом измерении.
Отто. Я очень огорчен тем, что Лео так и не удалось приручить твою гордую, революционную душу.
Джильда. Скорее, он раздул пламя из тлеющей в ней искры.
Отто. Я знаю, что с тобой не так, сладкая моя. Ты всего лишь концентрированная эссенция «Любви среди творцов».
Джильда. Я думаю, это жестоко.
Отто. Будь у тебя самой творческий потенциал, ты смогла понять больше. А так ты много знаешь. Ты чертовски много знаешь. Ты — первоклассный критик. Твою оценку картины, книги, пьесы я ставлю выше любой другой. И однако, ты можешь сбиться с пути истинного, если так и будешь переть напролом. Жизнь, прежде всего и в основном, предназначена для жизни. Даже людям творческим жизнь дается, чтобы жить. Помни об этом.
Джильда. Ты повзрослел, не так ли?
Отто. Поначалу, когда мы все жили в Париже, все действительно разрешалось гораздо легче, даже наши эмоциональные проблемы. Лео и я лезли из кожи вон, цель у нас была только одна — добиться успеха… ради этого ты трудились, не покладая рук, не останавливаясь ни на секунду. Ты нам в этом помогала, подстегивала, корректировала, если мы сбивались с курса, вдохновляла, если нас охватывало разочарование. Меня ты любила чуть больше, решив, и правильно, что я более слабый. Они были счастливыми, те дни, и именно такими навсегда останутся в нашей памяти. Но не позволяй тем дням обмануть себя. Не пытайся возродить их дух. Они в прошлом, вместе с нашими ранними грезами, любовью, ссорами, да и остальными глупостями того времени.
Джильда. Думаю, мне снова хочется плакать.
Отто. Слезы — лучшее успокоительное.
Джильда. Ты не можешь винить меня за то, что я ненавижу успех. Он меняет все… все то, что я люблю больше всего.
Отто. Жизнь все разно изменяется. И успех — не единственная тому причина… тут и время, и опыт, и новые обстоятельства.
Джильда (с горечью). Всю эту мудрость ты почерпнул у норвежцев? Они, должно быть, замечательные люди.
Отто (мягко). Нет, я до всего дошел сам. Сидел и смотрел на все вокруг.
Джильда. Понимаю.
Отто. Хочешь еще салата?
Джильда. Нет, благодарю.
Отто. По-моему, самое время отдать должное холодному рисовому пудингу.
Джильда. Одно мне совершенно ясно.
Отто (с улыбкой). Что именно?
Джильда. Я больше не нужна.
Отто. Я не сомневался, что именно это ты и скажешь.
Джильда. Ты меня к этому и подводил, не так ли?
Отто. Мы всегда будем нужны друг другу, все трое.
Джильда. Ерунда! Выживает тот, кто лучше приспосабливается… все остальное — побоку.
Отто. Положить тебе рисового пудинга?
Джильда. Да пошел ты со своим пудингом!
Отто (кладет пудинг себе на тарелку). Грубые слова. Грубые, жестокие слова!
Джильда. Ты очень уверен в себе, не так ли? Вы оба очень уверены в себе, ты и Лео. Это же приятно, добиться всего того, к чему вы так стремились.
Отто (безмятежно). Приятно.
Джильда (внезапно улыбнувшись). Ты помнишь, как я рвала и метала, не могла смириться с тем, что я — женщина.
Отто. Да, дорогая. Крика было много.
Джильда. И вот теперь я этому рада. Впервые. Может, хочешь джема?
Отто. Какой джем?
Джильда. Думаю, клубничный.
Отто. Разумеется, с рисовым пудингом я привык есть сливовый джем, но, пожалуй, меня устроит и клубничный.
Джильда. Сейчас принесу.
Она уходит на кухню. Звонит телефон, Отто подходит к телефону, снимает трубку.
